Михаил Эпштейн. Литература и нейросеть: ИИ как художник-соавтор

 

Эта изобразительная галерея создана по моим предложениям-подсказкам (промптам) нейросетью Dell-E 3 (Chat GPT4) и посвящена фантастическому, иногда ироническому и гротескному переосмыслению русской и мировой литературы, взаимоотношениям авторов и персонажей. Эти образы раскрывают достаточно широкий спектр эстетических возможностей ИИ: от юмористических до мистических, от примитива до сюрреализма.  

Если литература — область воображения, то здесь представлен его новый уровень: изобразительные фантазии на тему словесных.  Не следует ждать от этих картинок «правдоподобия»: они погружают нас в иную реальность, фантасмагорию, напоминая о том, что «жизнь есть сон», но и сон есть жизнь. Правила нейросети не позволяют ей использовать фотографии или любые другие визуальные источники для изображения исторических фигур. Поэтому портретное сходство с реальными прототипами оставляет желать лучшего, зато ничто не мешает нейросети представлять «по своему велению, по моему хотению» литературных персонажей. 

Нейросеть являет образ культуры во множественности ее измерений и пересечений, как своего рода творческое видение, как «сопряжение идей далековатых».  Вся история человечества, вся сумма цивилизации для нейросети  тоже выступает как сеть:  идей, образов, фактов, индивидов: здесь все со всем взаимосвязано, переплетено кружевом подобий, символов, ассоциаций.   Это ИИИ — Искусство Искусственного Интеллекта (Art of Artificial Intelligence), как бы помноженное на себя, искусство в квадрате, art–art, art2. 

Некоторые сюжеты кажутся фантастичными только потому, что мы привыкли воспринимать литературу по-школьному, в социально-хронологической плоскости, тогда как она существует и вне времени, в континууме имен, образов и свершений всех времен и народов. В этой логосфере (сфере слова, логоса) Достоевский беседует с Шекспиром, Анна Каренина – с Татьяной Лариной, Гоголь встречается с Чичиковым и с Зощенко и т.д. ИИИ придает наглядность тем аналогиям, метафорам, интертекстам, творческим влияниям, которые исследуются литературоведами, историками культуры.  

Происходит кристаллизация образов из глубины визуального бессознательного, из художественной памяти всех веков.

Подпольный человек у Достоевского:

«Свету провалиться, а чтоб мне чай пить»

Достоевский беседует со старцем Зосимой

Шекспир и Достоевский обсуждают в трактире

трагизм человеческого существования 

Шекспир и Достоевский обсуждают в лондонском пабе

трагизм человеческого существования

Гоголь призывает Чичикова к раскаянию,

а тот подсмеивается над своим автором-моралистом 

Гоголь все больше скорбит,

а Чичиков — веселится

Зощенко просит у Гоголя совета,

как глубже раскрыть природу человеческой пошлости

Тургенев напрямую вмешивается в спор отцов и детей

Тургенев – секундант на дуэли Базарова и Павла Кирсанова

Анна Каренина и Татьяна Ларина

делятся опытом семейных трагедий

Г. Флобер:

«Эмма Бовари – это я»

Набоков и Хемингуэй, собравшись на охоту,

случайно встречаются на опушке леса

Об авторе: Михаил Эпштейн — философ, культуролог, литературовед, лингвист, эссеист. Заслуженный профессор теории культуры и русской литературы университета Эмори (с 1990 г., Атланта, США). Профессор русской литературы и руководитель Центра гуманитарных инноваций Даремского университета (Великобритания) (2012—2015). Автор более 40 книг и 800 статей; его работы переведены на 26 языков. Лауреат Премии Андрея Белого 1991 года, Института социальных изобретений (Лондон, 1995), Международного конкурса эссеистики (Берлин — Веймар, 1999), премии журнала «Звезда» (1999), премии Liberty за вклад в русско-американскую культуру и развитие культурных связей между Россией и США (2000).

Виктория Грекова. Как это было? Эссе

Отзыв о мастер-классе по сказкотерапии в Центре арт-терапии «Делаландия»

Почему сказки? А не ароматерапия, к примеру? Или музыкотерапия – тоже вполне себе взрослый вариант арт-терапии.

Резонный вопрос. Особенно для участников мастер-класса по сказкотерапии. И резонное заблуждение: сказка – удел детей. Потому что «сказки для взрослых» уже давно переросли в обширную область сначала научной фантастики, а потом и фэнтези. А сказки – ну кто к ним во взрослом возрасте серьезно относится, в самом деле?

Предложила участникам вспомнить, для кого писались сказки, скажем, века до XVI? Вернее, сначала они не писались, а рассказывались. Сказывались – у костра, на привале, у домашнего очага. Когда детей рядом нет, а есть уставшие от работы мужики, намахавшиеся за день топором или косой. И хочется хоть как-то отвлечься от смертельной усталости, от скудного пайка, от житейских передряг. Ну, и начинается:

– А вот в соседнем селе умерла одна женщина…

Жутко интересно. И такая себе сказкотерапия изначальная – отвлечь, повысить настроение, расширить копилку заимствованного опыта.

Вспоминали живо. Да и вспоминать было уютно в стенах московской Библиотеки поэзии в окружении книг, проекторов, портретов классиков и улыбающихся сотрудников. Подозреваю, что сотрудник библиотеки вообще должен быть готов ко всему, к любому фантастическому сюжету. Так что Фестиваль литературы и арт-терапии «Делаландия-фест» вписался в библиотечные залы органично.

И вот представьте: участники фестиваля наслаждаются стихами победителей поэтического конкурса «Состояние полета», обмениваются вышедшими новыми книгами, подписывают добытые экземпляры поэтического сборника Нади Делаланд, проходят терапию звуком, театром, учатся нюансам стихописания. И вот она – сказкотерапия, в одном из залов, подстерегает незадачливого (а может – удачливого) путника Делаландии.

Можно ли научить сказкотерапии за один час? Ну, за два?

Конечно, это нереально. Более того, даже предложить полную теорию по сказкотерапии за такой короткий промежуток времени нереально. Хотя как направление арт-терапии это достаточно молодой феномен, в отличие от самих сказок.

Сказкотерапия – это процесс образования связи между сказочными событиями и поведением в реальной жизни. Это процесс переноса сказочных смыслов в реальность.

Я решила, что могу попробовать решить важную задачу: заинтересовать, задать направление, дать попробовать (вроде как три уже задачи, но мы их не будем разделять).

По поводу «дать попробовать», прощупать ткань сказкотерапии изнутри, стать не просто слушателем, но творцом – это работает. Уже первое задание, до всякой теории и определений, на эффекте погружения в незнакомое и нетипичное: рассказать сказочную историю с точки зрения отрицательного героя.

Например? 

Например:

«Я умница, красавица, все это признают. Жила в лесу, горя не знала. Вдруг слышу: шум, гам, суета. Заяц без сознания лежит. Волка вообще на скорой с нервным приступом увезли. Медведь засобирался переезжать в соседний лес. 

Вижу – катится какой-то кусок непрожаренного теста, грубый, хамит всем, обидные песенки поет.

Пришлось защищать друзей, рисковать здоровьем. Проглотила наглеца, правда, с гастритом потом месяц мучилась.

Да что уж там. Ради спокойствия в родном лесу я на все согласна».

Конечно, Лиса из сказки «Колобок» узнаваема по сюжетным признакам: главный герой из теста, поет песенки, сталкивается с зайцем, волком, медведем. И конечно, саму Лису начинаешь после такой самопрезентации воспринимать несколько иначе. Она съела главного героя? Да. Это плохо для главного героя? Безусловно. Но мотив антигероя – это не обязательно нажива, жадность или злоба. Вернее, для самого антигероя это не всегда осознается именно так.

А теперь вспоминаем самих себя. Всегда ли мы идеальны в своих поступках? Это вряд ли. Но редко кто из нас (я-то уж точно нет) могут сходу классифицировать свои поступки и мотивы, признаться хотя бы самому себе: это очень плохо, это все из-за зависти (карьеризма, жадности, подлости), больше так не буду. Но процесс научения самоосознанию можно сделать наименее травматичным. И начать как раз можно с отыгрывания ролей отрицательных сказочных героев. Наиболее комфортно, конечно, это делать в группе.

Психодрама – подход в психотерапии, когда человек не только проговаривает эмоции, мысли и чувства, а еще и отыгрывает. Метод изобрел психиатр Якоб Морено в 1921 году.

В принципе, групповая форма сказкотерапии представляется мне наиболее работающей. Групповой процесс (определение этого явления можно легко найти) является мощным подспорьем психотерапевта. 

С помощью образов отрицательных героев человек может научиться, для начала, озвучивать отрицательные мотивы, не бояться соединить прилюдно «я» и «хотел плохое». Он может получать обратную связь на свои поступки с точки зрения отрицательного героя, если его будет отыгрывать другой член группы. Он может получить опыт видения проблемной ситуации с совершенно разных точек зрения: самого себя, антигероя, посторонних зрителей, да кого угодно.

Участники моего апрельского мастер-класса, конечно, восприняли задание с энтузиазмом. Хотя некоторые жаловались на то, что есть определенные проблемы с воспроизведением сказочного сюжета: давненько читали сказки самим себе или своим выросшим детям, многое затерялось в памяти. На всякий случай у меня был набор карточек с названиями наиболее популярных сказок, чтобы оживить сказочные воспоминания.

Придуманные сюжеты отличались и длиной, и разработанностью сюжетных деталей. Но все они обладали единым качеством: вызывали улыбку, повышали настроение и способствовали расслаблению. Интересно было вместе с остальной группой пытаться угадать, какой именно антигерой сейчас с нами разговаривает?

Конечно, то, что участники были в основном поэтами и писателями, облегчало задачу. Все мы привыкли что-то сочинять, на курсах Делаландии, опять же, все уже без крайнего удивления встречали необычные, загадочные, странные, шутливые и интригующие задания. Да, в этом отношении наши слушатели очень хорошо натренированы и всегда готовы с азартом нырять в неизведанное.

«Делаландия» – Центр арт-терапии и интермодальной терапии искусствами, созданный в 2022 году. На базе «Делаландии» проводятся литературные и арт-терапевтические курсы, поэтические конкурсы и фестивали.

Еще одна интересная практика – визуализация волшебного предмета. Вообще замечательная это вещь – волшебный предмет, не находите? Полезен в хозяйстве, в путешествии, битве, любовном приключении. И вообще приятен иногда с виду. И что только не может стать этим самым волшебным предметом – все может стать. И части животных и птиц (шерстинка, перышко, рог, косточка), и посуда, и одежда, и оружие, и растения, – список можно продолжать. Конечно, главному герою еще предстоит всегда потрудиться, чтобы заслужить право на волшебство. Иногда – семь железных сапог истоптать, иногда – хотя бы вежливо поздороваться с незнакомцем.

Подышали, применили практику на расслабление, активизировали воображение – и каждый увидел перед внутренним взором тот волшебный предмет, который может решить очень личную проблему.

Важно было снять возможное напряжение, связанное с риском слишком открыться перед незнакомой группой. Если группа постоянная, если процесс сказкотерапии взаимосвязанно раскрывает внутренние проблемы участников, тогда можно обсудить и ту проблему, которая актуальна для участника на данный момент. Перед нами в тот апрельский день такая задача не стояла, поэтому оговаривалось заранее – вашей личной проблемы мы касаться не будем, обсуждению подлежат только изображения. 

Да, изображения волшебных предметов участники создавали тут же, в блокнотах, с помощью цветных карандашей.

Изотерапия – терапия изобразительным творчеством, в первую очередь рисованием, используется в настоящее время для психологической коррекции клиентов с невротическими, психосоматическими нарушениями, детей и подростков с трудностями в обучении и социальной адаптации, при внутрисемейных конфликтах.

В настоящей группе можно включить более разнообразные инструменты – и краску, и мелки, все, что может послужить для создания образа волшебного предмета. Уже сам процесс создания этого образа, конечно, включает и элементы арт-терапии изображением.

Очень хотелось дать группе задание, знакомое им по литературным курсам: составить текст, стихотворный или прозаический, текст-обращение к волшебному предмету, если хотите – заклинание волшебное. К сожалению, мы были ограничены временем, такое задание можно дать на одном из занятий тематического курса. А тем временем – образы были прорисованы, мы погрузились в мир волшебства и вседозволенности.

Конечно, некоторые предметы были лимитированы. У цветика-семицветика есть только семь желаний, хоть ты лопни. Хотя, к примеру, на летней практике по сказкотерапии одна участница оговорилась: ее цветик-семицветик отращивает заново использованные лепестки, если лепесток был потрачен на хорошее, не причиняющее другим людям зло, желание. 

Интересное лично для меня наблюдение. Не так уж и часто люди выбирают волшебную палочку. Хотя что, казалось бы, естественнее: безлимит на количество желаний, сами желания также могут быть любыми, очень просто и очень эффективно. Но нет. Видимо, играет свою проективную роль первоначальная заставка в инструкции: именно тот предмет нарисовать, который важен лично участнику, именно для конкретной какой-то проблемы. Встречались предметы, которые вообще не исполняли желания, а, к примеру, помогали улучшить настроение, повысить самоосознание, просто согреть других людей лучами солнца.

И конечно – обратная связь. Каждый участник группы мог поделиться своими впечатлениями о предложенном волшебном предмете, как бы принимая его в круг одобренных явлений. Принятие группой – как это важно для каждого из нас, правда?

Наиболее яркое впечатление у меня – это групповая сказка. Минут за пятнадцать мы всей группой сочинили и разыграли сказку. Совершенно непредсказуемо – а потому очень задорно и потрясающе весело. История комара, который благодаря мухе-подружке побеждает страшную домохозяйку, судя по говору и манерам – коренную одесситку, не любящую домашних насекомых.

Группа задавала ситуации, герои на сцене находили экстренное решение. И кроме того, что это было просто интересно и весело, – это был повод обсудить еще один прием сказкотерапии.

Любой из сказочных моментов, сочиненных на сеансе, может стать предметом психотерапевтического обсуждения. Что ты чувствуешь, когда герой это говорит? А что бы ты изменил в действиях героя? Что-нибудь из твоей истории эта ситуация напоминает? А перепиши финал сказки. И так далее – все, что вызывает у человека нестандартные эмоциональные реакции, словесные эскапады, желания – все может и должно стать предметом обсуждения. Собственно, именно в этих моментах – самое ценное в сказкотерапии.

В психологии под обратной связью понимается информация, которая исходит от участников коммуникации в ответ на поступающие сообщения. Обратная связь, как считает психология, – важный элемент любого общения.

Финал? Всегда, у любой сказки есть финал. Как и у любого мастер-класса. Надеюсь, все разошлись с чем-то новым – с новой историей, новым знанием, новым намерением. Я видела сияющие глаза, наблюдала, как участники обнимают друг друга и благодарят за время, проведенное в совместном творчестве. И частичка каждого из этих чудесных людей уместилась в моем сердце.

Да будет сказка!

Об авторе: Виктория Грекова — поэт, психолог. Живет в Донецке. Закончила Донецкий институт психологии и предпринимательства в 1999 г. Работала психологом в клинике неврозов, школьным психологом, специалистом по работе с персоналом на промышленном предприятии. Финалист международного конкурса «Пушкин в Британии» (2017 г.). Лауреат Международного конкурса современной духовной художественной литературы «Молитва» (2022). Публиковалась в альманахе «Витражи», других периодических изданиях. Преподаватель и эксперт Центра арт-терапии и интермодальной терапии искусствами «Делаландия». Участница курсов онлайн-школы литературного журнала «Менестрель».

Елена Ванеян. В детстве у себя. Стихотворения

***

Шуршит так страшно в комнате листва.

Мне больно и темно – к себе меня прижала

Жизнь, или смерть, или иная тварь,

Что Богу моему до крови сердце сжала.

Я в детстве у себя – куда же все ушли?

Я видел, видела, когда сверкнула спичка:

В глубоком сне раскрылась горсть земли,

Где мальчик спит, и девочка, и птичка.

Весь этот – мой – в слезах уснувший прах

В горсти слепой, безглазой, одинокой.

О зрячих Таинствах, о слышащих Дарах

Что знаю я в моей земле далекой?

Как больно мне в ее родных руках,

В моей кроватке темной и глубокой.

В саду шуршащем, дряхлом и пустом,

Где нет еще ни времени, ни правил.

Здесь Бог ребенка своего оставил –

Исполнись мной, пустой неплодный дом.

Вот снег и кровь, кроватка и стена,

Игрушки, хлеб, вино, прощение, вина.

Вот мальчик, девочка сквозь веки смотрит с пола,

Желает встать и шепчет он, она,

Боясь, любя безумные глаголы:

-– Моя могила щебета полна,

Ни жизнь, ни смерть, ни ночь, ни глубина,

Ни Ангелы, ни Силы, ни Престолы.

   1994

***

Прежде чем пройти по глади пруда,

Я в болезни легкой и смертельной

В радости твоей с тобой побуду —

В сердце дома, в копоти котельной.

Ем да пью, по уголькам гуляю,

Прислоняюсь к душам-недотрогам,

Жизнь дарю, тебя благословляю —

Просто так, на счастье, ради Бога,

Очень нежно, как щебечет семя

С семенами, на пиру укромном,

Бескорыстной нежностью подземной

Разрывая низкий свод неровный...

Здесь трава трепещет, как сосуды,

Обмирает, слова не находит,

В маленькой листве, по глади пруда,

Дрожь старанья медленно проходит.

2000-е

Поклонение младенцу Христу
(Филиппино Липпи)

Для нищих васильков, для никнущего злака
Постелен бархат на пороге мрака.
В нем розы прячутся и соловей бормочет,
В нем все, кто дней своих, своих ночей не хочет

Без Девы маленькой, с сияющим Младенцем
Среди травы, в прозрачном полотенце.
На них из облака стекает свет по капле,
И Ангелы стоят, притихшие, как цапли.

1997, 2007

***

Бродит Кора, юная старуха,

Превращает землю в горстку пуха

Для прядущих.

Шепчет умным ртом:

– Умягчи комок убитой глины,

Оживи комок, святая Нина,

Виноградным осенú Крестом…

А в зиянье перепонок рваных

Барабанных, горький и бесправный,  

Тоньше мысли вьется голосок:

Как узнать, что мы на свете были?

Потеряли ритм, слепились с пылью

Бабочек раздавленные крылья,

Кровь травы и сердца темный сок.

Август 2008

Страстная

Дай ясней понять, что мне делать с ней…

– Под стопою – март, а на сердце – май,

По утрам выпрастывай из корней,

Медяки с проваленных глаз снимай,

Частым гребнем вычеши землю, цвель,

Посади молчать у окна,

Не пытайся врать ей – теперь апрель,

Панорама обнажена…

Мягкой губкой можешь ей утереть

Слезы, мертвые как вода,

Но не стой на свету, не мешай смотреть,

Не мешай ей смотреть туда,

Где газета шевелится у стены,

Каплет ржавый водопровод,

В блике спят развитые пелены,

Чернота зияет, и нет Его.

Страстная 2009

Тихое августа

(св. Серафим)

Через песок, где горячая дышит мга,

Через лесок сухих кукушкиных слёз

Взойди, река, огляди свои берега,

Там скорлупы вскрылись, каленый орех пророс.

Меж черными иглами тлела в дыму луна,

Больно было смотреть, а дышать больней.

По левому берегу нас увела волна,

Белые бабочки, ежи и пеночки в ней.

Над вертоградом ветер рвал провода,

Дикая плеть коснулась сырой земли.

Чужие скорби, как вы вошли сюда,

Чужие дети, как вы меня нашли.

Тихое августа, в шишечках тонкий хмель.

Сюда, сюда – на преподобный свет,

Девятидневный клен, детеныш-ель,

Сиротки мира, блуждающие в золе.

 

Лето 2010

***

А мне не слабо

По излогам спуститься, исчезнуть.

Так ведь сказал ваш поэт,

Я правильно понял?

Пока вы рвали друг другу

Руки и ноги,

Головы отгрызали,

Древнее царство взрывали,

Новое рвали на части,

Я чей-нибудь хвостик растил

Или панцирь чинил,

Митохондрий малых учил

Верности и терпенью. 

 

2014

Песня

Я простое Облако, благородное,

Недобиток не трогаю.

Так что иди, мама родная,

Дикой своей дорогою –

Переулками – улками,

Перегонами пешими,

Полигонами гулкими

Да ложбинками лешими.

 

Полусгнившими кочками,

Домовинками вшивыми.

Куда послала сыночка,

Там теперь и ишшы ево.

 

Там наврод да навродица

Поклоняются солнцу жестокому.

В капле пара поет Богородица

Малышу одинокому.

        2018

Все Святые

В мешковатых штаниках

В середине марта

Все святые замешкались в бедном парке.

Заприметили почку размером с поволжского слоника,

И ждали: кто, кто проклюнется?

Был голос из верещателя им:

«Парк покиньте, граждане,

Немедленно парк покиньте!»

Но неспешно 

Над травинкой тщедушной 

Свет темнел и беседа текла

О зомби-

Апокалипсисе.

В мае 

Новоприбывшие обступили и спрятали их,

Так шепча:

«Не бойтесь, маленькие!

Аще большое Облако не захочет,

Облачка ваши не оторвутся от ниточек ваших!»

В июле стало все можно,

А они остались.

И вот сентябрь! Замедля свой восход,

Сияньем хладным солнце блещет.

Слабеет черешок, и на простор

Уж тычется заволжский теплый мамонт.

А все святые в парке, 

Все святые.

                                                           2020

***

собор всея зверей

и маленьких людей

и куколок святых

и пряничков святых 

и всех, кого поддых

и в небко. Им не в лом

махать руко-крылом

и лапкой с коготком

и белым язычком

и синим язычком

и брюшком-и-ногой

и ленточкой-рекой

в домушке над рекой

                                         2023

Об авторе: Елена Ванеян родилась в Москве в 1964 году. Училась в МГУ. Филолог, преподаватель, переводчик. Стихи публиковались в альманахе «Вечность камня и неба ночного» (М., «Воймега», 2011), в журналах (сетевых и бумажных) «Полутона», на «На Середине Мира», «Мегалит», «Знамя», «Двоеточие», «Формаслов», «Лиterraтура», «Метажурнал», «Новый Берег». Книги «Посвящается тебе» (М., Виртуальная галерея, 2010) и «Разношерст» (New York, Ailuros Publishing, 2018). Соавтор (вместе с Алёшей Прокопьевым) проекта Стихи an sich (c 2016).

Леонид Костюков. Становление нового эпоса. Стихотворения

***

Бывают фигуры речи важнее, чем речь,

и надо их изредка применять, чтоб вернее сберечь.

Я в твои годы командовал полком,

а потом без отрыва возглавил обком,

а вечерами учился на агронома,

а рацион мой был – кора и солома.

Помню, к нам в шахту спустили одного паренька, 

у него практически не шевелилась рука,

но через два месяца он стал давать план,

потому что рука рукой, а судят нас по делам.

А когда гармонист достал гармонь, 

сплясал и бронзовый конь.

А когда взводный сказал: «Огонь!» –

действительно стал огонь.

А когда начало смеркаться, а мы еще не сложили овин,

председатель остановил солнце в небе, как Иисус Навин.

И поезда по десять минут мчались

после того, как рельсы кончались.

…Есть то, что не дать и не взять, и оно не погаснет веками,

и тут ничего не сказать, а лишь развести руками.

***

Я видел лично: горизонт длинный,

до него – сотни гектаров моченой глины,

а посреди всего этого – пирамида из мусора высотой с девятиэтажный дом.

Вороны и чайки 

достигали вершины с трудом,

а чтоб напрасно не тратить труда, не летали туда.

Им нравится пирамида, они в восторге!

Голова кружится от их голосовых оргий

и совершенно нездешнего вида:

небо, глина и пирамида.

Лет двадцать назад здесь был Черкизон –

логово сталкеров из разнообразных зон.

– Где вьетнамцы?

                                – Восьмой поворот направо.

В воздухе колебалась упоительная отрава,

и я уверен, коллеги,

нашлись бы и печенеги,

кабы в их товарах возникла нужда.

Три или четыре раза я заходил туда.

В этом городе не было неба.

Не было неба,

но так как оно не товар,

об этом отсутствии мало кто горевал.

Это был истинный Вавилон

со всех смысловых сторон.

Здесь можно было бы поболтать проворно,

что Вавилон породил башню

нерукотворно,

что уходит в мокрую глину, а что остается людям.

Можно было бы, только мы не будем.

Пройдет год или два, насилу – три.

Что здесь будет – смотри!

В небе качаются беспилотные корабли,

глина слегка подвинулась к центру Земли,

до горизонта – цветные кварталы,

местами – метро, как порталы,

аптеки,

библиотеки,

школы

не ради прикола,

а ради образования

и прочие доброкачественные образования.

Ирония здесь проступает невольно,

дозированно и небольно.

О чем жалеть? О мусорной пирамиде?

О Вавилоне в его тутошнем виде?

Разве что о горизонте как таковом,

но он там есть, только нам не виден.

Солнце в зените.

Ветер в квартале живом.

***

Сад имени маркиза де Сада

хорошо виден из детского сада.

Он как правило пуст, иногда чуть шевелится куст,

но смотреть туда пристально лучше не надо.

Как только войдешь в сад через ворота,

слева – осина имени Иуды Искариота,

конечно, не та буквально,

но самая та ментально,

а если не нравится, есть и другие ворота.

Есть аллея Авеля и аллея Каина,

чтобы никто не чувствовал себя неприкаянно,

чтобы никого не терзала досада

в саде имени маркиза де Сада.

Все полюбовно,

единокровно,

сопротивленье декоративно.

Сердце бьется настолько ровно,

что считать противно.

***

– Осужденный,

Вы наконец-то признаёте свою вину?

У Вас было много времени на осознание.

Давайте я эту страницу переверну,

и напишем чистосердечное признание –

то, что Вы чувствуете, предельно точно –

а там – чем черт не шутит – подадим на условно досрочно.

– Да, я виноват,

но не в том, о чем на каждом углу говорят,

а в другом – гораздо сильнее…

– Постойте, с этого места как можно точнее.

Ваше имя стало нарицательным

(хотя и с коннотацией отрицательной).

Мы не помним, сколько стоят «Титаник» и «Мона Лиза»,

какая зарплата у президента Чили,

стоимость кругосветного круиза,

но помним, сколько Вы за Иисуса Христа получили.

И при этом Вы не предали Его?

– Предал, конечно, да что из того?

Я виноват, что потерял веру

и, нервничая не в меру,

поспешно умер, не встретив это весеннее

воскресение.

А надо было купить на 30 серебряников фалафель и пахлаву,

лукум и халву,

и как есть, невыспавшимся и помятым,

просто идти к ребятам

и не то чтобы в буйном веселье,

а в угрюмой вере ждать воскресенья.

Один предал, другой отрекся, третий, допустим, в тень отошел назад –

ну, виноват, но слегка виноват.

Виноват, что убил себя своими руками.

Виноват, что не был Там, когда отвернули камень.

Виноват, что не увидел зарю

и с вами, чертями, сейчас говорю.

– Что ж, так и запишем: имеет особое мнение,

но непонятно, что имеет с этого имения.

Вдова поэта

Хорошо, если найдется вдова поэта и слова его поделит на два, 

говоря иначе, на то и это поделит его слова.

Конечно, всегда найдутся те, кому и это не то,

но лучше вдова с фонарем в темноте, чем вообще никто.

Здесь вас отметить прошу покорно, что, возможно, это не та вдова,

что стояла на кладбище в черном под дождем, моросящим едва.

Может, эта вдова поэта не видала офлайн его, 

только буквы, аудио, интервью против света. Файлы и папки – более ничего.

А, бывает, поэт догадывается, что не видно вокруг вдовы,

что его страна огорчается и радуется, не заметив его (увы).

И тогда, исключая депрессию, суицид и прочий собачий вой,

поэт вынужденно и невесело становится своей вдовой.

Вот он рассчитал написанное, как сумел, на первый-второй,

вот он устроился гидом мысленно в свой музей, учрежденный собой,

вот он ответил на то, что не спрашивали: «О, да, безусловно, да!»

И вроде бы деятельность поэта нашего одновременно смешна и горда,

и лучше бы нам вообще не смотреть туда.

Но есть еще выход – на смертном одре ткнуть пальцем перед собой

и сказать: «Елена (Евгений, Андрей), назначаю тебя вдовой».

И отвернуться к стене головой, точнее, ее фасадом. 

Есть проблемы, которые можно решить, других и решать не надо.

***

Кассандре никто ни разу не верил, а ведь она говорила,

потому что если верить Кассандре, то лучше улечься в могилу

и укрыться белой простынкой, как в анекдоте из тех временных пластов,

когда пионер, как пельмень в пельменной, был всегда к чему-то готов.

Но когда пришло неслыханно новое, о котором мечтал картавый,

даже Кассандра не больно готова взглянуть налево-направо. 

– Ну, скажи нам, что будет с нами, а мы поверим тебе.

Хоть цунами, хоть тысячу оригами, хоть кто-то уже трубу подносит к губе.

Скажи, обреченная говорить «а я уже говорила»,

что еще с нами случится быть, и сколько придется на рыло.

– Не спрашивайте, что будет, если не можете ответить, что есть.

У каждого свой навигатор, люди, и своя очень благая весть.

Волосы мои с проседью, и подробности я позабыла,

но настанет день, и вы спросите, что ж это с вами было.

– Ура! Прекрасный прогноз! Мы верим тебе, пророчица!

Не потому, что есть поводы верить всерьез, а просто ужасно хочется.

Ты нам надежду, а мы тебе веру – это бартер у нас такой…

И она шла с дурацкой улыбкою пионера, терзая перчатку рукой.

На самом деле она не видела в этот раз совсем ничего,

но не врала, а лишь не обидела из хороших людей никого:

и день настанет, и тьма растает, и свет продырявит ее,

и медленно-медленно взвесь густая покинет наше жилье.

***

– Эй, парень, скажи, где у вас война?

– Она везде, да так не видна,

а зачем она тебе, батя?

– Я знаю способ бабло срубить,

да кой-кого придется убить,

война здесь была бы кстати.

– Какая пошлость – убить за нал…

– Постой, я вроде тебя узнал,

в Афгане ты часом не был?

– Давай, старик, я выйду на свет,

а ты прикинешь, сколько мне лет,

на фоне московского неба.

– Ну да, конечно, ты был дитя,

и все же я говорю не шутя – 

встречались с тобой мы где-то.

Глаза закрою – и вот твой взгляд,

твои глаза сквозь меня глядят

в дерьмовое вечное лето.

– Иди, отец, поищи войну,

но вежливо, не гони волну.

Поспрашивай населенье,

а лучше – делай, чего хотел,

ну, пару душ отделишь от тел –

в небесных войсках пополненье.

И старый гопник ушел в Москву,

а парень дланью подпер главу.

Он был в Чечне и в Афгане,

В Корее, Вьетнаме, еще стране,

названье ее помнил не вполне,

но нету страны поганей.

Он был красив, но не по-людски,

он был как курсив посреди строки,

и плитка под ним шаталась,

И многие раньше встречали его,

в глаза пустые смотрели его,

но мало в живых осталось.

Ветераны Первой мировой

Ветераны Первой мировой

не помнят, за что именно шли на убой.

Вроде что-то про рынки сбыта,

но твердо забыто.

Первая мировая не сложилась войной идей,

а только обезумевших от новизны людей,

а точнее – человеческих тел.

и никто воевать не хотел.

Древние греки сказали бы, что устала Земля,

и нет кусочка моря без корабля,

и слишком много: окон, вывесок, этажей,

из твердого кирпича, а все ж миражей.

Ветераны Первой мировой

не помнят, кто на какой воевал стороне.

Примерно раз в месяц их посещает конвой 

и ставит лицом к стене.

После расстрела они возвращаются к игре в буру,

поскольку предпочитают эту игру.

Куда же ты ходишь?! Подумай дырявой своей головой.

Идет такой-то день Первой мировой.

Концертный номер

Вряд ли кто-то так пел, как они пели,

так же невозмутимо, как в буфете пили и ели,

а когда темноволосый вступил, едва куснув бутерброд,

я начал понимать, что такое многофункциональный рот.

Каждый в отдельности был не то чтоб Муслим Магомаев,

но чудесно состроенный лад позволял им петь, каноны ломая,

каждый знал свой маневр (я хотел миновать эту фразу,

да не вышло ни разу).

Между тем мелодия выходила на высокую ноту, 

которую не одолеть числом.

Я поискал глазами облачного пилота – 

им оказалась девушка с веслом,

но возникло нелогичное впечатление, что и в этом узком месте

они сработали вместе.

Номер ощутимо стягивался к финалу,

когда друг коснулся моей руки, привлекая вниманье к чему-то,

и я заметил, как мелькнуло и тут же пропало 

среди их ног копыто, да к тому же никак не обуто. 

Думаю, это был реквизит из соседнего номера:

попурри из Гоголя, фольклор из Житомира,

но если настоящие черти исполняют эти коллективные партитуры,

это безобразие, товарищи, 

                                           и надо обращаться в министерство культуры.

Во-первых, черта как такового нет, а во-вторых, 

                                                  у него в крови совершенство формы,

поделить одно на шесть и сплести одно из шести – 

                                                                    для него это будни нормы.

Пусть споют акафист, раз они такие умные,

а откажутся – вызывай ОМОН.

Нет, охотно поют – вот как будто вступают струнные,

а вот тихий звон приближается со всех четырех сторон…

 

Роман в сильном сокращении

Посмотри на меня – я Эдмон Дантес,

я не знаю этого графа

и никак не пойму, для чего он здесь

вынимает скелеты из шкафа.

Я семнадцать лет отсидел без обид,

потому что возил контрабанду,

ну а мой экипаж в океане спит

и мою не слышит команду.

Как открыли двери моей тюрьмы,

узелок с барахлом вручили,

так вдвоем с узелком потрусили мы

хоть куда – хоть пешком на Чили.

Мне не встретился никакой аббат,

не открылась мне связь событий,

я не стал загадочен и богат

и красивых фраз не любитель.

Вот он. Черные раздобыл очки.

Импозантен, как лев чугунный.

На диванах судачат о нем старички:

он и мудрый, и вечно юный.

Хорошенько вглядись в него, Мерседес,

ну а если он тихо скажет:

«Посмотри на меня – я Эдмон Дантес», – 

настоящий Дантес не промажет.

Ты не видишь меня? Я в пяти шагах,

разливаю вино в бокалы.

Я персидский султан, я турецкий шах – 

чтоб тебе веселее стало.

Я Синдбад-Мореход, я Али-Баба…

кто же он? что очки не снимет?

Может, нет там глаз, и сама судьба

гонится – за нами? за ними?

Как же тучи спешат за твоим окном!

Посмотри на меня, невеста.

По ночному Парижу шагает дом

и себе не находит места.

Об авторе: Леонид Костюков — прозаик, поэт. Окончил МГУ (1981) и Литинститут (1989). Автор 5 книг прозы, 2 книг стихотворений, двух учебников (по журналистике и логике), книги «Киностолица» про образ Москвы в кино, «Книги избранных рассказов, стихотворений и мемуаров», а также более 100 публикаций в периодике стихов, прозы и критики («Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Дружба народов», «Арион», «Воздух», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Новый берег», «Формаслов» и т.д.). Переводился на английский, французский, польский, испанский, сербский, иврит. Вел мастер-классы по поэзии и прозе в Москве, Петербурге, Ростове-на-Дону, Таганроге, Перми, Новосибирске, Саратове, Тольятти, Вологде, Одессе. Член жюри, эксперт, лауреат и финалист нескольких литературных премий. Живет в Москве.

Владимир Гандельсман. Тебе. Стихотворения

сестре моей жизни

радость, радость моя, воссоздам,
что потеряно: каплю счастья,
каплю лампочки в коридоре,
время, когда тепло было и в ненастье
и вэйзмир звучало как весьмир, а не гóре.
кто сказал «аз воздам»?

сложим постель и ее задвинем
в раздвижной диван.
тесно, но рядом дышат родные,
и на подоконнике на синем
фоне (там небо, небо) раскрыл тюльпан 
лепестки, и это, радость моя, выходные.

воссоздам, что потеряно: тебя, дитя,
только с улицы, от костра, пальцы в саже…
мать толчет что-то в золотистой 
ступе… в дальней комнате, ручку крутя,
вылавливает отец «вражьи 
голоса» из шипа и свиста.

помни, помни квартиру, во сне
мне явившуюся стихотвореньем.
ты когда-то рассталась с ней на века,
потому воссоздам, что пока
помню: банки с соленьями или вареньем,
паутину трещинок на стене.

в них маячили страны дивные, не пути
для побега, не прóволока и гетто,
и не плач, и не тот на колесиках чемодан.
кто сказал «аз воздам»? не слышу. прости,
абсолютный слух (кто затеял это?)
мне, по-видимому, не дан.

да и смотрю я в сторону дома, вспять,
восполняя сторицей разность
между живым и убитым, я
воссоздам, что потеряно. знать,
никакого отмщения и не надо, радость,

радость моя.

снимок на балконе

июнь. в секундный покой его

сирень доносится со двора.
она еще до всего, до всего,

прозрачная на просвет сестра.
черты лица ее столь чисты,

как стих, где я с нею слит,
пока она из листвы, листвы,

солнцем напóенной, состоит.
и если сестра эта не моя,

и ветвь вдали не благая весть, 

и если мальчик рядом не я,

то нет любви. но любовь есть.

письмо

где письмо с Голубиной
улицы, из глубинной
жизни моей-твоей,
с круглой печатью или
с треугольной? мы жили
рядом, но ты правей.

ты правей, у почтамта
деревянного, там-то
встретились мы, хотя
ты еще не родúлась,
ты еще не рядилась
в память свою, дитя.

где письмо с Виноградной
улицы безвозвратной,
где ее мотыльки
с блеском желто-лимонным,
с профилем их наклонным,
маленькие мирки

в хатах, где жалкий идиш –
и жилец, и подкидыш?
мой возлюбленный друг
с Паровозной, Кузнечной,
напишу: с Бесконечной,
мне дарованной вдруг,

где письмо с Водопойной
улицы, в полдень знойной,
пыльных коровьих стад
ввечеру, где тот зайчик,
девочка моя мальчик,
солнечный сон и сад?

вот оно, пред тобою,
где так вольно покою,
где ползет муравей,
жизнь всегда допотопна
и всегда бесподобна

ты, поскольку правей.

био

где я вырос сказать где я вырос
там окно распахнуто и на вынос 
занавеска тюлевая как парус
полощется на ветру
там на крышке рояля кактус
в вазе с дерева рода цитрус 
апельсин во всю кожуру
светится апельсинясь

за буфетным стеклом как в рамке
вкруг графина хрустальны рюмки
двадцатипятимилиграммки
чуть войдет кто они звенят
где я вырос я вырос в замке
в замке не на угрюм-реке
в той стране золотой спозаранку
средь волов и ягнят

там я с ними узорно вышит
точно в коврик настенный выжит
берейшúт пашет пахарь пышет
сноп и мельница вдалеке
если хочешь собака брешет
снег ли запорошúт и утешит
так что спишь и тебя там пишет

тишина в строке

***

лодочки апельсинная долька.
мне всего лишь привиделось,
что столь много (по сути – нисколько)
без тебя жизни выдалось.

словно, облокотясь на перила,
над рекою стояла, как нищая,
тишина, но, когда воспарила,
стала всей синевою насыщена.

городок тот был вылитым
раем – помнишь, нам сосны светили?
мы еще проходили там. 
боже мой, как мы там проходили –

мёд лéнный

медленный
звон медный пчелиный
городок солнцем полдня намоленный
к ночи горит лучиной –

шли – ты помнишь? – по Привокзальной,
по Железнодорожной, Товарной –
там остался рисунок наскальный,
светозарный –

это оттиски рук наших – крона
остролистного клена,
это плавные линии шей
двух на выпасе лошадей.

помнишь? – за Приречной, за Луговой
любовались ими – так тихо они паслись, 
как закат в оконце на Угловой.
мы еще проходили там и спаслись –

рей угольный
краеугольный
ковш ночи звездный
гул гул ее нескончаемый колокольный

и гудок паровозный.

фотография

осенняя и светящаяся
пора обнищания.
излучение, становящееся
излучиною прощания.

птичка вылетевшая.
девочка маленькая.
мать ее, выглядящая
молодо, чуть печальная.

девочка жмурящаяся,
левой рукой от солнца,
заходящего в будущее,
заслоняется и смеется, 

отец, держащий
ладонь на плече
дочери. дрожащие
листья в правой ее руке.

запечатленная
жизнь, иголка в стогу.
я смотрю влюбленно

и наглядеться на них не могу.

***

утра летнего безлюдица
приютится и полюбится

на столе белеют яблоки
у дверей сарая грабельки

в затененной спальне легонький
спит ребенок оголенненький

в ветках солнышко балуется

все само собой любуется

дальний у запруды льющийся
голос реченьки смеющийся

ах куда ты тянешь батюшки
семенящий бег собачишки

только то запечатлеется

что лепечет и лелеется

через тире-1

со старинной резьбой буфет –
на его лафете
граф графин,
запылавший чуть свет, –
а не граф, так дофин –
как захочешь, солнце мое, мы дети –

от дофина до финского два шага́ –
в правом ящике под лафетом –
там еще в футляре бинокль,
от него духами веет и высшим светом,
ты прости, мое солнце, рифму «монокль» –
он в глазу романного дурака, –

финка! нет, складной перочинный –
счастье сжатого кулачка –
сокровенный вес –
сколько скрытых в прорезях лезвийц –
я ведь, солнце мое, с той же лестницы –
в ту же дырку в заборе пролез –
я с тобой, но поодаль, иду с катка –

разве с варежки ты не ела снег? 
нет? не ты? не ты говоришь: пока?
я запомнил тебя навек –

черно-белое фото –
третий «а» или четвертый «б» –
мы в конверте, в ящике, я хочу к тебе –
чук и гек, отцовские письма с фронта –
я вернусь, у нас будет сын –
я смотрю в буфет – вижу сына
отраженье в стекле, он один –
нет ни матери, ни отца –
там на дне
нотный лист, сонатина –
я учил ее без конца –

сон и тина
сна, иди на –
заплетается звук в музыкальном моменте,
дай вплести мне Клемéнти,
до мажор – да, иди на
брат мой враг мой Клемéнти –

мука, Мýцио, мука моя –
скука, гамма –
в левом ящике телеграмма,
пожелтели края –
тем пронзительней, чем старее –
не могу без тебя приезжай скорее –
заполнение бланка –
тычь в чернильницу перьевой –
очередь, перебранка –
стыдно текст отдавать – он живой –
в полукруглое
утлое
будьте любезны –
жду целýю – чей голос из бездны? –
жду целýю люблю тчк

показания счетчика –
все оплачено и обеганы все инстанции –
квиты, это квитанции –
ничего не должны за свет –
расплатились, нас нет –

в кухне – голос из бездны – оставил, пойди погаси,
что ж, да будет воля Твоя на землú яко на небеси́ –

больно перекликаться,
но скажу тебе на прощанье, расписываясь слезами, –
я успел погасить облигации
трехпроцентного займа –

видишь эти таблицы –
как ты всматривался, номер ища –
номер свой! – эти лица! –
щастье пишут теперь со «ща»,
чтоб мгновеннее слиться –

щастье рюмочек – эти –
над лафетом – из чистого хрусталя –
выпить, чтоб покачнулась земля? –

как захочешь, солнце мое, мы дети.

***

в комнатном пространстве сумрачном

светом – только штора приоткроется –

светом – родниковым утром – уличным,

ранним светом зеркало умоется –

жизнь такая маленькая теплится,

мирится сама с собою, ссорится,

замирает, ни мычит, ни телится,

в зеркало с утра пораньше смотрится –

сколько ей навстречу света светится,

окна поездов проезжих сыпятся,

жизнь такая маленькая вертится

перед зеркалом, никак все не насытится –

через лес дорога к морю тянется,

тихая, извилисто-тенистая,

к берегу сойдешь – она останется,

вспомнив шаг твой, затоскует, мглистая – 

маленькая жизнь вот-вот закатится, 

от себя как будто отрешается –

и тогда – ты не смотри, что пятится  

и что в зеркале все жальче отражается –

вспыхнет и любовь, и мысль счастливая,

мысль простая вспыхнет, как ей хочется –

как небесный свод, неисчислимая –

мысль, что это никогда не кончится –

***

тенистые дворы,

а там, что ни окно,

то жизнью изнутри

затеплено, родно,

и не дворы – шатры,

где время, как зерно, 

хранится до поры,

где целиком оно –

тишайший пульс игры,

где выпало – дано –

пить мёд и молоко,

и воздух утра пить,

где звезды высоко

мерцают свет пролить, 

где птичье далеко –

«ци-ци» или «фьюить»…

какое-нибудь «о!»,

счастливой боли нить –

чтоб не́было легко

отвыкнуть и забыть –

тебе

и легкий блик,

и мельк ресничный,

и крик, и крик

гортанный, птичий,

и солнца шар,

и этот странный

крылатый дар,

и взмах двугранный,

и в сумрак, в лень,

листвою тканный,

ушедший в тень

день первозданный,

и мысль, твое

сраженье с горем, –

теперь мое

созвучье с морем,

и моря ум,

и ветр полнощный,

и шум, и шум

органный, мощный.

Об авторе: Владимир Гандельсман — поэт, прозаик, эссеист, переводчик англо-американской поэзии. Родился в Ленинграде в 1948 г. Окончил электротехнический институт. Автор многочисленных публикаций в журналах «Знамя», «Новый мир», «Звезда», «Интерпоэзия» и др. Лауреат «Русской премии» (2008) и премии журнала «Интерпоэзия» (2014). Более 20 сборников стихов и записных книжек «Чередования» (СПб., 2000). С 1991 года живет в Нью-Йорке и Санкт-Петербурге.