— Ты совсем дура или как?
Аля только успела бросить ключи на тумбу в прихожей, как вопрос застал ее врасплох.
— Мам, ты чего?
— Я-то ничего! — Людмила Петровна стояла в дверном проеме, уперев руки в бока. — А вот чем ты думаешь, когда даешь какому-то великовозрастному козлу себя лапать, я не знаю!
Аля стиснула зубы. Как можно говорить такое о человеке, которого знать не знаешь?
— Чего молчишь? Опять скажешь, что это «просто знакомый»?!
— Это тебя не касается, — ядовито выплюнула Аля и метнулась в комнату. Повернула защелку на двери и рухнула на кровать. Негодующее «Да как ты смеешь!» прервалось стуком в дверь, и Аля уже почти пожалела о своей горячности. И все равно: что мать там рассмотрела, чтобы такое заявлять? ее подвезли до дома, она так попрощалась. Ей, между прочим, скоро двадцать! И вообще все совсем не так, как выглядит со стороны. Хорошо, почти не так… Понимание, что отсиживаться вечно не получится, а завтрашний разговор будет явно не из приятных, ситуацию не облегчало.
«Дура», — проносилось в голове. — «Дура, дура, дура».
Аля всегда причисляла себя к той породе девушек, которых ставят в пример одноклассникам. Не курит, матом не ругается, любит искусство — короче, правильная до зубовного скрежета. Таким незнакомые бабушки в автобусах обычно желают хорошего жениха. На подобные реплики Аля всегда вежливо улыбалась в ответ, но про себя молилась, чтобы нужную остановку поскорей объявили. Ничего против милых пенсионерок она не имела. А вот с женихами ситуация обстояла куда острее.
С парнями Але не везло катастрофически. Все разговоры в кругу подруг сводились к свиданиям и умению целоваться. На вопросы «ну, а у тебя что?» Аля только воротила усыпанный веснушками нос. Как им объяснить, что все их взрослые на вид кавалеры по уровню осознанности еще не вылезли из песочницы? Что их попытки флиртовать — жалкое зрелище, и что книг они в руках не держали. Аля терпеливо ждала, что и на ее улице перевернется грузовик с достойными поклонниками, но он словно объезжал за километр. Большинство знакомств пресекалось на стадии переписок. А если кто-то и доходил до очной встречи, то дальше пары свиданий не заходило. И если в четырнадцать это казалось мелочью, то на пороге третьего десятка превращалось в проблему.
«Вот тянет тебя вечно на каких-то пришибленных…» — фыркала подруга, когда Аля рассказывала про очередную неудачу.
«Это все потому, что у нее мужика нормального не было», — жеманно поддакивал ей друг, теребя пальцами сережку в ухе.
«Ты с такими запросами мужа не найдешь», — молчала мама, но взгляд ее красноречивее любых слов.
И Аля уже не верила, что ей уготовано быть счастливой. Она даже подумывала закрутить роман с девушкой.
Ее собственный отец-то не воспринимает — чего от других хотеть. О нем Аля не знала практически ничего. Слышала, что у него есть новая семья. И что он редкостная сволочь — так, во всяком случае, считала Людмила Петровна. Каждый раз, когда Аля жаловалась то на ломкие волосы, то на курносый нос, в ответ слышала одно и то же:
— Это у тебя от отца, чтоб его…
На звание красавицы Аля никогда не претендовала, и все равно становилось обидно за такие гены. Особенно когда она случайно услышала, как мать рассказывает про нее подруге. И тетя Ира, опустив пышный бюст на стол, произнесла роковое:
— Люсь, да она ж у тебя страшнее атомной войны, какие женихи?
У Али и в мыслях не было подслушивать: так получилось. Но вместо того, чтобы пристыдить подругу, Людмила Петровна задумчиво ответила:
— Да вот и я про то… боюсь, что никто ее с такими мозгами не потянет.
Звучало почти пророчески. А потом в Алиной жизни появился Лёня. И Алю накрыло — прямо как в этих сопливых мелодрамах, которые до дыр затирали подружки. И все было бы замечательно, если бы не одно маленькое «но» — Аля годилась Лёне в дочери.
Самым сложным стало признание самой себе в том, что она впервые в жизни влюбилась. Не просто увлеклась, а влипла с головой. И не в какого-нибудь юного красавца, а в человека вдвое старше. О своих чувствах Аля не говорила даже лучшей подруге. Это все ведь неправильно, так же нельзя, ее же по-другому воспитывали! И тем не менее не могла ничего с собой поделать.
В грустные минуты Аля мысленно возвращалась в день их с Лёней знакомства, и на душе становилось тепло-тепло. Забавно, что поначалу он ей даже не понравился. Невысокого роста, с не по-мужски узкими плечами. Глаза глубоко посажены, нос чуть с горбинкой, и губы — тонкая ниточка. Он выглядел очевидно старше, но непонятно, насколько. «Маленькая собачка до старости щенок», — мелькнула в голове мамина любимая фраза. И Аля прошла бы мимо, если бы в этот момент незнакомец не отвлекся от разговора, одарив ее короткой улыбкой. Это движение — едва заметный скачок уголков губ и блеск светлых глаз, но у Али перехватило дыхание. Картины, которые она, вообще-то, пришла смотреть, вдруг отошли на второй план. Аля пыталась ответить самой себе: что это только что было? Но вот оторвать взгляд от незнакомца уже не смогла.
Чем дольше она смотрела, тем меньше оставалось сомнений, что он правит бал. Таких легко вычисляешь: по манере одеваться, стоять, двигаться. По уверенному взгляду и умиротворению на лице. Внутри все странно сжалось, когда Аля вновь заметила на себе его отрешенный взор. Много позже она поймет, что это не просто взгляд — начало игры. Тогда она неспешно бродила по залу, рассматривая картины, но все время искала предлог повернуться. К незнакомцу было не подобраться — он в кольце из знакомых людей. Но желание хоть на шажок приблизиться заставляло Алю ходить по залу кругами. Только когда за спиной уборщица громыхнула по полу жестяным ведром, она поняла, что подошла к одной картине уже в четвертый раз. И что тот, на кого она весь вечер поглядывала исподтишка, идет к ней.
— Я рад, что вам так понравилась картина. Только нас сейчас, кажется, выгонят.
Незнакомец с улыбкой покосился на уборщицу, и Аля смущенно усмехнулась в ответ. Зародившуюся неловкость развеяла упавшая на пол швабра, и оба поспешили к выходу. Уже в дверях мужчина окликнул:
— Постойте. Как вас зовут?
Так он узнал, что она — какое редкое имя — Аля. Нет, ни в коем случае не Алевтина. Да, папа постарался — но какая ж из нее Алевтина, еще и Викторовна? Так, Лёля на худой конец. И ниточка губ вдруг превратилась в широкую улыбку.
— А я — Лёня, — протянул он руку. — Будем знакомы.
Пальцы холодные и твердые. Аля покосилась на аляповатый галстук, и на секунду показалось, что она знает этого человека, пусть и видит впервые. Как будто за плечами пару десятков прошлых жизней, и вот — новая встреча. Потому что не бывает таких незнакомцев.
— Я буду здесь завтра, приходите, — кивнул Леонид на прощанье. Картавая «р» сорвалась с языка удивительно мягко.
И Аля пришла. Всю дорогу до галереи чувствовала себя ужасно глупо. Картины она рассмотрела до мельчайших деталей еще вчера. Так зачем идет? Смелости вновь заговорить у Али не хватило. Она только легко кивнула на приветствие Леонида и поспешила к дальней стене, упрекаемая мыслью о собственной наивности. И опять мир сузился до размеров зала, в котором от игры в гляделки становилось почти неуютно.
Вечером Аля до рези в глазах листала в Фейсбуке профиль нового знакомого. Изучала фотографии, посты. Радостно подскочила, когда на экране отобразилось «Леонид подтвердил ваш запрос на добавление в друзья». Аля боготворила создателя интернета за то, что всего в одно касание можно стать ближе на целую жизнь. Спустя пару дней восторги от необычной встречи улеглись, и на месяц воцарилась тишина. Аля почти забыла о новом знакомом. Но в один из вечеров телефон неожиданно сотрясся от: «Добрый вечер, Аля. Как ваши дела? Видел вас сегодня в парке. Выглядели очень задумчиво…»
Так чуть меньше сотни символов разбили Алину жизнь на «до» и «после». Первые пару минут она молча смотрела на сообщение, пока в голове роились вопросы. Зачем он написал? Почему именно сейчас? Помедлив, принялась печатать. Под конец даже влепила смайлик, хотя у самой предательски вспотели ладони. Пару вежливых фраз в ответ, как вдруг — громом среди ясного неба:
«Аля, вы не хотите немного поработать моделью?»
Уголки губ потянулись вверх в нервной усмешке. Если это шутка — то не слишком удачная. Если правда — то совсем нереальная. Неужели серая мышь вроде нее может кого-то заинтересовать? Но сообщение никуда не исчезло, словно подтверждая серьезность собеседника.
В утро икс Аля подскочила на час раньше обычного и слонялась по комнате в поисках успокоения. Битый час крутилась перед зеркалом, то так, то эдак перекидывая волосы, замазывая тоналкой так некстати выскочивший прыщик. Уже заходя в кофейню на подгибающихся от волнения ногах поклялась, что если чудо-художник не пришел, она убежит. Но отступать было поздно: серые глаза уже с любопытством рассматривали ее хрупкую фигуру.
В кофейне было немноголюдно. Большинство взглядов проскальзывали по их столику, не задерживаясь: людям нужна драма. Но пара особо пытливых все-таки остановилась, и Аля невольно скукожилась. Она не привыкла к такому вниманию со стороны незнакомых людей. Понимание, что смотрят не на нее и него по отдельности, а на них вместе, пришло не сразу. Пока Леонид изучал меню, Аля украдкой изучала его самого. Глаза серые — не мокрый асфальт, скорее след от карандаша на бумаге. Крошечный шрам на левом виске. Идеально круглые лунки ногтей на тонких пальцах. Он не походил ни на одного из ее любимых актеров, но почему-то так сложно было отвести взгляд от русого ежика волос. Страх крошечными коготками цеплялся за кожу. О чем говорить? Но Леонид, будто ощутив трепет собеседницы, сам завел беседу о чем-то отстраненном. Поначалу Аля одергивала себя: разве можно так фамильярничать, ведь он старше? Старалась держать лицо, и все равно не могла не ответить на такую приятную, хоть и скромную усмешку. Теплый смешок защекотал легкие, давая понять, что они уже не говорят — танцуют на острие слов. Танцевать Аля не любила с детства, всегда получалось как-то неуклюже. Но один шажок назад, два вперед, и вот две души уже кружатся в бесконечном водовороте историй. Говорили много, с книг переходя на фильмы и от них — к музыке. Обсуждали стихи, любимые блюда и немного — детские страхи. Под конец Леонид напомнил о своем предложении, и Але оставалось только робко кивнуть.
— Если вы не передумаете, то завтра и начнем, — подытожил Леонид, сгребая мелочь со сдачи. Одна монетка выскользнула и со звоном укатилась под диван. Аля было дернулась, но Леонид только отмахнулся с улыбкой: «На счастье».
Из кафе Аля не вышла — выпорхнула. Одухотворенностью до того необъяснимой, что удивительно, как она дошла домой, не попав под какую-нибудь лихую машину. А захлопнув дверь, села на пол в прихожей и расхохоталась. Слишком давно она не чувствовала себя настолько счастливой.
Спустя сутки Аля недоумевала, как же так получилось. Что она, всегда собранная и сдержанная, вляпалась по самое не хочу. Всю ночь ее колотило от осознания, что завтра она останется наедине с человеком, который так прочно занял ее мысли. Теперь она сидела посреди студии и с удовольствием наблюдала. Леонид метался по комнате, открывая и закрывая шторы, двигая мольберт. А она неотрывно следила за каждым поворотом головы и взмахом рук. Наконец художник замер возле холста. Несколько секунд он примерялся, а потом растянул губы в улыбке:
— Ты очень красивая.
Так просто сказал той, кого собственная мать всегда считала гадким утенком. Уже полчаса, как они перешли на «ты», и от этого комплимент звучал еще звонче. Але с трудом верилось, что бывает такое обоюдное зажигание, невидимое чужому глазу. И вот это возникшее из ниоткуда «красивая».
Первый час Аля чувствовала себя не в своей тарелке. Непонятно, куда девать руки и ноги, словно ставшие чужими. Она неловко поджималась, точно крошечный воробушек. Беспрестанно вертела головой и меняла положение рук, а Лёня хмурил густые брови.
Дольше всего Аля привыкала к глубокому выжидающему взгляду. Леонид не смотрел на нее как на пустое место. Его взгляд — осторожный охотник на редкую птицу, наступающий неслышно, но точно. Он подмечал тонкие запястья и острые коленки, манеру прикусывать губу и теребить рукав кофты.
— Головку чуть на меня. И ручки развести, вот так…
Несмотря на накатившую под вечер усталость, Аля чувствовала себя бесконечно счастливой. Особенно когда Лёня, выходя из студии, на прощание коснулся ее руки. Потом она неловким пятном мелькала посреди улицы и смотрела, как он садится в машину и, сверкнув фарами, вливается в перекресток. Стояла и понимала, что влюбилась в этого человека. Впервые в жизни и так глупо. А он уезжает туда, куда ее мыслям больно отправляться.
Теперь Алин размеренный график то и дело нарушало «я свободен завтра. Приедешь?» Это уже превратилось в своеобразный ритуал. Сначала дребезжащий телефон, потом давка в автобусе и тесная прихожая. А дальше начиналась пытка, если пытки бывают такими сладкими. Пока Леонид смешивал цвета на палитре, Аля подмечала, что их встречи тоже похожи на мазки краски. Иногда — едва заметные, блеклые, как нечаянное касание. Но чаще до того насыщенные, что Аля захлебывалась в этом буйстве. Всякий раз она садилась на постамент и ждала, пока знакомые руки опустят подбородок под нужным углом. Прикусывала язык, когда твердые пальцы случайно скользили по щеке. И отводила глаза, натыкаясь на кольцо на безымянном. Как с птицей на дороге, которую сбила машина: при взгляде просыпается внезапная жалость от осознания, что ничего не изменишь. А если не смотреть на разметанные по дороге перья, то как будто ничего и нет.
Иногда Але казалось, что Леонид видит ее насквозь и специально издевается. Вот он неспешно водит кистью по холсту. Смотрит на нее долго, пристально, изучая. Навязчивым жестом взъерошивает волосы на макушке. А потом опускает взгляд, будто не он только что почти осязаемо скользил по Алиной коже. Аля задыхалась, а Леонид как назло ухмылялся чему-то своему и вновь поднимал глаза. Аля нервно хихикала над собственной глупостью, над детским желанием сцапать его за обтянутую джинсой коленку. Вцепиться коготками, как охотничья птичка, и не пускать, лукаво жмурясь в ответ на недоуменный взгляд.
В перерывах они пили чай с булочками, которые Лёня приносил из пекарни по соседству. Подчас от запаха краски Але становилось дурно. Если шел дождь, выходили проветриться под козырек. Лёня курил, выпуская дым в мокрый воздух, а Аля болтала ногами, сидя на парапете и любуясь Лёниными руками. Но если на улице стояла хорошая погода, бродили по близлежащим дворам. Аля уже почти привыкла к взглядам прохожих. Мамаши на скамейках судачили у них за спиной. А она радовалась, что может так легко идти рядом с замечательным человеком и наконец не думать, что о ней говорят.
Когда Людмила Петровна интересовалась, где дочь пропадает целыми днями, Аля неопределенно передергивала плечами. Да, позирует. Нет, результат не видела. Ничего не подозрительно, просто незаконченные работы не показывают. Стоит Але только метнуть заинтересованный взгляд на мольберт, как художник тут же разворачивает треногу. А один раз даже легонько шлепнул ее по любопытствующей руке. В ответ она слышала недоумевающее:
— Да разве можно столько времени писать одну жалкую картину?
И Аля не могла ничего возразить. То, что из рабочего времени половина уходила на болтовню за чаем, она замалчивала.
В целом, поводов для беспокойства не было. Аля всегда возвращалась домой засветло, и сколько бы Людмила Петровна не пыталась найти хоть какую-нибудь зацепку, придраться было не к чему. Аля тщательно охраняла свои чувства, доверяя их только дневнику. Лишь изредка она ловила на себе косые взгляды матери, когда, замечтавшись, замирала с отсутствующим видом.
Так продолжалось до того дня, пока Леонид не застрял в пробке и не приехал в студию на два часа позже. Но закончить работу до темноты все равно не удалось. Аля уже продумывала объяснения перед матерью, когда курящий в форточку Лёня вдруг обернулся и кивнул:
— Поехали, отвезу тебя домой. еще не хватало, чтобы в такую темень по автобусам мотылялась.
Аля до хруста заломила пальцы. Не ослышалась? Но Лёня выбросил окурок в темноту и достал из кармана ключи от машины. Плюхнувшись на сидение, Аля наконец поняла, что за аромат повсюду сопровождает ее героя. Нотки табака смешивались с ментоловым освежителем воздуха в салоне. Эту смесь хотелось законсервировать и потом тайком открывать по ночам, когда от мыслей хочется лезть на стены. За рулем Леонид держался сосредоточенно, только постукивал пальцами по рулю в такт мелодии из приемника. Аля пересчитала все лампочки на приборной панели - лишь бы не думать об этих искусных руках. Только когда машина притормозила у подъезда, она разрешила себе посмотреть на Леонида и тут же пожалела. В серых глазах играла рябь от уличных фонарей, делая их похожими на два прозрачных озера.
Теперь предстояло самое сложное — выйти. Аля жутко не любила прощания и корила себя за непрошенные мысли, когда Лёня легонько хлопал ее по плечу. Обнять — табу. Она ведь даже не знает, какие духи он любит и за какой клуб болеет. И что стоит за его вежливыми ухмылками — тоже. Вот и приходилось невинно махать ладошкой, а потом молча жевать нижнюю губу, глядя в удаляющуюся спину. Теперь их разделяла только коробка передач. Правда ситуацию это ничуть не облегчало. Аля почти сделала выбор между «Спасибо, что подвез, пока» и «ну что ж, до встречи?» в пользу первого, как вздрогнула. Вместо привычного похлопывания сухая ладонь вдруг накрыла ее запястье. Внутри словно кто-то нажал спусковой крючок. То, что она держала в себе долгие недели, всколыхнулось. Аля качнулась вперед и неумело, по-детски жадно поцеловала уголок тонких губ. Щетина царапнула щеку. На мгновение висок обожгло чужое дыхание, избавляющее от страхов. Что она неловкая, наивная, слишком навязчивая и совсем юная. Мысли разбились, как разлетается на осколки выскользнувший из рук стакан.
Уже одной ногой на улице, Аля обернулась и пробежалась взглядом по задумчивому лицу водителя. Захлопнула дверцу, улыбнулась, на секунду наклонившись к стеклу, и побежала к подъезду. От распирающего восторга долго не могла попасть ключом в замочную скважину. И едва верила в произошедшее до тех пор, пока слух не резануло гневное:
— Ты совсем дура или как?
Спорить не было смысла — так или иначе, неправой окажется она сама. Поэтому оставалось только сбежать из-под прицела. Конечно, надо было попросить Лёню высадить ее не под самыми окнами, но ничего — мама побушует и стихнет. А вот ощущение прикосновения с запахом ментола останется с Алей надолго.
Утром Аля выждала, пока мать закроется в ванной, и тихонько выскользнула из дома. Продолжать вчерашний скандал не хотелось совсем. К тому же день обещал быть интересным. Леонид удивился столь раннему визиту. Они договорились созвониться где-нибудь после обеда, но Аля не могла больше терпеть. Сейчас он наверняка обнимет ее (а может и поцелует!). Но вместо этого Аля услышала тихое:
— Сядь, пожалуйста.
Аля опустилась на постамент, пытаясь заглушить внезапно возникшее предчувствие. Леонид сел подле, аккуратно взяв ее ладонь в свою.
— Я много думал о том, что случилось вчера, – он помолчал, но Аля задержала дыхание. - Да, я привязался к тебе за это время — наверное, даже слишком сильно. Ты замечательная, и все, что происходит, — тоже. Такое наваждение. Только давай оставим это все там, где есть. Мы, конечно, можем продолжить, и наверняка будет ярко и здорово. Только потом — ничего.
Смысл сказанного продирался до Али долго. Первая мысль — закричать, ударить. Ты же ведь тоже этого не хочешь, я вижу! Почему руку не отпускаешь? Зачем смотришь так виновато? И столько всего еще, если бы в сказанном не было так много правды. Взгляд невольно скользнул по золотой полоске на безымянном пальце. Как же это низко — ненавидеть человека просто за его существование. На секунду Але стало страшно, что она способна так пасть. В мозгу шипело гадкое понимание - на этом все и кончится. Она подскочила так резко, что Леонид только успел разжать пальцы.
Нескольких секунд оказалось достаточно. Десять – обогнуть мольберт и закусить до крови губу. еще столько же – схватить сумку и выбежать. Захлопнуть дверь и захлебнуться воздухом и слезами.
А если бы она не поцеловала его вчера? Если бы повела себя не как инфантильная дура, не стала торопить события? Аля не могла понять, где же переступила черту. еще полчаса назад его холодные руки и картавость казались ей лучшим призом, а теперь тошнило от мысли, что сейчас сзади раздадутся шаги. Но тишину нарушали только глухие всхлипы да едва слышный вопрос - зачем? Картина стояла у Али перед глазами: голые светлые стены, дощатый пол и знакомый до дрожи постамент замерли на холсте уверенными мазками. За считанные мгновения Аля увидела каждую трещинку, почти каждую пылинку. Одним словом, все. Кроме себя самой.
Об авторе: Алёна Тимофеева – прозаик. Родилась в Алматы. Выпускница семинара прозы и детской литературы при ОЛША. Принимала участие в семинаре Word/Movement в рамках International Writing Program. Учится в университете КИМЭП. Вошла в шорт-лист литературной премии, посвящённой памяти Ольги Марковой, в номинации "Литературная критика".
Комментариев нет:
Отправить комментарий