Вячеслав Попов. Сны. Онейрическая проза

 

SI-FI

 
Давно уже, лет, наверное, пятнадцать, если не двадцать, назад, приснился мне сюжет чего-то научно фантастического. Я это не то видел, не то сочинял, а скорее всего, кто-то мне увлекательно пересказывал свое. Может быть, Докинз, которым я был тогда увлечен.
Археологи, раскопки. Как-то сразу ясно, что, по условиям этого мира, основной двигатель технологического прогресса — археология: весь цвет науки сосредоточен на интерпретации и попытках прикладного использованию артефактов, созданных некоей палеоцивилизацией. В общем, ничего особенного, вариация на тему «Пикника на обочине», только в этом мире многое реально стоит на фундаменте ископаемых знаний, настоящее здесь вечно догоняет прошлое, а будущее неизменно от него отстает.
Но был в сюжете некоторый, что ли, богоискательский аспект.
Эти мои археологи натыкаются на какие-то изображения — а это большая редкость, поскольку палеоцивилизация была высокотехнологичная и высокоэкологичная (биоразлагемость и т.д.), сохранившихся аналоговых носителей информации крайне мало — и на их основании приходят к выводу, что предки нынешнего «человечества» (это не вполне и не обязательно люди) были для «палео» серьезной напастью — чем-то вроде крыс или тараканов, только гораздо хуже. Судя по всему, «палео» настолько не справлялись с ними, что демонизировали. И, конечно, изощренно гнобили, чем, как догадываются эволюционистски мыслящие археологи, отточили биологическую приспособляемость этих тварей до такой степени, что те смогли пережить жуткие катаклизмы (которым не без основания приписывается техногенная природа). Именно эта роковая борьба, суровая закалка в горниле палеоизуверств, догадываются археологи, создала предпосылки для появления у их предков зачатков интеллекта, впоследствии бурно развившегося.
И вот эти археологии размышляют вслух и приходят к выводу, что фигура Творца в традиционных религиях должна толковаться именно так: «человек» действительно создан, но в негативном смысле, как объект уничтожения. И как-то им грустно и больно от этого.
 

СЫН БАЗА

 
…вагон, больше похожий на поликлинику моего детства (длинный барак с белеными потолками и зелеными стенами). Кто-то из пассажиров в нем явно жил — домашняя одежда, снование из комнаты в комнату по длинному коридору с палками люминесцентных ламп на потолке. Я вышел через стеклянные двери на какой-то станции, не то что бы метро, скорее МЦК, как-то вроде бы не вполне добровольно и не вполне понимая, где оказался.
Потом провал.
Очнулся на пустыре, голый, если не считать огромного грязноватого банного полотенца, в которое можно завернуться как в тогу, что я и сделал. Я не мог припомнить один ли я ехал, вообще не понимал, кто я, откуда, хотя помнил, что, когда ехал и высаживался, был в порядке. Шаг за шагом по лужам и бетону оказался на вполне ухоженной улице, помыкался туда-сюда в поисках входа в метро или вообще чего-то знакомого. Как-то понял, что стою на Страстной и напротив «Пушкинского» — кто-то довел, свернул в смутно знакомую подворотню.
И вот я внутри. Это коридоры частного художественного вуза, не помню, как он называется, мы туда приходили с моим сыном Ф., когда искали место, где он мог бы учиться. Меня узнают, но обращаются странно, как с ребенком. Девушки в нелепых сценических нарядах, кто в джинсовых скафандрах, кто в корсажах, кто в балетных пачках гладят меня по голове, норовят в шутку усадить на колени, я вырываюсь, пытаюсь что-либо про себя объяснить, но получается нечленораздельно. Это вызывает смех. Постепенно впадаю в ярость и в момент очередного посягательства так выворачиваюсь, что вижу сверху и со стороны свою голову — уродливую, небольшую, покрытую ежиком рыжих волос и страшными шрамами.
Тут я понимаю, что я погибший в автомобильной аварии сын австралийского кинорежиссера База Лурмана, о котором он написал книгу. В ней рассказывается альтернативный финал — я выжил, но стал умственно неполноценным. Мир в книге показан моими глазами. И теперь Баз приехал в Москву снимать по своей книге фильм. И в процессе съемки я/сын База, который в кадре не появляется (все снимается налобной камерой с моей/его точки зрения), неким образом воскрес в настоящего меня, и с этим непонятно, что делать.
Я ощупываю шрамы и волосы на своем черепе и просыпаюсь от головной боли.
 

СНЫ О КНИЖНЫХ

 
Выясняется, например, что в недалеком районе Бийска в желтом торговом центре, отделанном внутри деревянными панелями, работает годами тайный книжный. Он устроен странно: входишь через неприметную дверь без номера и вывески и попадаешь в несложный лабиринт уставленных книжными полками комнат, в каждой из которых может находиться только один человек. Двери в соседние комнаты — они в каждой стене — открываются автоматически, когда оттуда уходит предыдущий покупатель. Если открытой дверью вовремя не воспользоваться, есть риск застрять надолго.
Попасть в этот книжный впервые можно либо совершенно случайно, ошибившись дверью, либо если кто-то расскажет и покажет. Но дело в том, что разглашать факт существования тайного книжного строго запрещено: каждый посетитель-новичок на выходе дает соответствующую подписку; его знакомят с правилами, фотографируют, заносят в картотеку. Если же кто-то тебе, уже посвященному, рассказывает об этом магазине, ты обязан сообщать об этом в магазинную администрацию — таковы правила. Но иногда это просто такая проверка лояльности, административная провокация. При этом, если тому, кто попал туда по наводке, повезет сдать именно нарушителя подписки, а не участника проверки, он получает право легально привести нового члена.
Я туда попал случайно — искал туалет, тоже тайный, без вывески, а попал туда. И дико мучился от того, что не столько смотрю книги — а там есть все! — сколько жду, когда откроется следующая дверь, чтобы скорее уже выбраться.
Это версия возвратного сна про внезапно обнаруживаемый секретный букинистический магазин. Чаще всего я там стою у полок со всей возможной фантастикой, даже «Байкал» с «Улиткой на склоне» там есть, и я при деньгах, — и молюсь про себя: только бы не сон… только бы не сон...
Очень отчетливо помню ощущение дежавю оттуда, посетившее когда-то в 2000-х в совершенно реальном букинистическом отделе «Москвы»: стоят целые лотки со всевозможной фантастикой... и странный ужас от того, что они мне и даром не нужны.
 

НЕДОУКУС

 
Сегодня был в какой-то очень северной Америке. Шел густой медленный снег, за спиной неподвижно клубился великанский лес — облачный фронт, сплетенный из снега, хвои и ветвей.
Я ходил туда. Помню только гулкую тишину и ощущение своей малости у подножия испещренных снежным крапом комлистых стволов.
Я вышел на простор и высматриваю подходящий спуск к дороге в поселок, вдоль которой тянется праздничная перекличка голосов, весело покачивающиеся злато-розовые огни, мирный собачий лай.
Примериваюсь к крутой тропке — не придется ли, если решусь, катиться кубарем, оступившись? Рядом начинается более пологий и рыхлый спуск.
Иду по нему.
Примерно на середине пути меня замечают собаки. Они затихают и замирают. Пару секунд стоят с повернутыми в мою сторону мордами. Я знаю, что они здесь умны и умеют договариваться между собой и с людьми.
Одна из них отделяется от растянутой группы идущих — я знаю, что идут они от местной церкви, светлое зарево и тонкий шпиль которой видно из-за облачка заснеженной рощицы внизу — и ныряющей побежкой устремляется ко мне.
Собаке я не доверяю — я чужак — и рефлекторно втягиваю руки из рукавов под тулуп к бокам. Собака, подбежав, молча вцепляется в пустой рукав и, слегка поматывая головой, повелительно тянет меня за собой. Я подчиняюсь. Прежде чем отпустить меня, она ловко и коротко прихватывает сквозь тулуп мое запястье, как бы говоря: наивный ты парень, вижу тебя как облупленного.
И почему-то этот недоукус вызывает у меня ощущение собственного сиротства и невероятного уюта этого мира.
Тут-то — от комка в горле — я и проснулся.
 

РЕВНОСТЬ ТЕЛА

 
Давно уже удивляет, насколько яркими и звонко реалистичными стали сны. Я бы даже сказал: реалистичнее реальности. Не по драматургии — в них по-прежнему случается отменная чушь или вопиющие чудеса.
Прежде, когда ад или туповатый абсурд начинали зашкаливать, я почти на автомате катапультировался или выныривал оттуда: чувствуешь лажу, говоришь: «Не верю!» или орешь, если страшно,— и ты дома, в своей постели.
А сейчас, бывает, по несколько раз за сон проверяю себя: сплю? — да быть того не может! — и продолжаю блуждать по странным, а то и опасными местам, зачарованный яркостью цветов, многомерностью звука, собственной легкостью и как-то изнутри ощущаемой вседозволенностью молодости и здоровья.
Думаю, дело в том, что сенсорное восприятие в бодрственном состоянии с возрастом забивают различные телесные шумы (скотомы, боли и побаливания, гудения и поднывания, общую скованность мышц и суставов), а во сне тело помнит себя свежим, незапиленным, неразмагниченным.
Или ради этого забытого наяву ощущения и снит себе тело эти сны?
Так бы и жил в них безвылазно... Но в какой-то момент изношенное тело грубо и раздраженно будит посреди порой совершенно нормального логичного разговора или спокойной поездки в транспорте.
Как-то ревниво будит, я бы сказал.
 

РЮКЗАК

 
Я вернулся уже вечером. Прежде чем подняться в квартиру, решил выпить кофе на летней веранде подвальной кафешки. Там активно тусовалась какая-то молодежь. Я спросил у хихикавших по соседству девушек, не занят ли столик.
— Нет-нет... Занимайте... Ой, так это вы! — воскликнула якобы узнавшая меня длинноволосая в мужской фетровой шляпе и с пирсингом в бровях и губах. — Садитесь скорее, я хочу задать вам несколько вопросов. Искусствоведческого, социологического и педагогического характера.
Я почему-то смутился и, не дожидаясь официанта, пошел вниз за сигаретами. Сигареты мне продали, но бармен сказал:
— Мероприятие закончилось. Кафе закрыто, увы.
Мои соседки сидели за столиком, остальные собирались — только тут я понял, что все они — парни и девушки неформально-студенческого вида — одна компания.
— Так как насчет пары вопросов? — напомнила длинноволосая.
Пока я настраивался на верный дружелюбно-уклончивый тон, столики стремительно пустели. Я хватился оставленного на стуле рюкзака — его не было. Парни и девушки — в том числе «моя», в шляпе и пирсинге — рассыпались, как по сигналу, удаляющимися силуэтами в фиолетовых сумерках набережной.
— Верните рюкзак! — кричал я вслед непонятно кому. — Там ничего интересного, только паспорт и пара книг! Я вам заплачу!
Перспектива остаться без паспорта ужасала. Паника сковала меня своим черным электричеством.
Я попробовал пуститься вдогонку — но, конечно, это было бы напрасно. Бессильно пометавшись по улице, я вернулся. Заглянув под все столы и ничего не найдя, я подошел к большому контейнеру со строительным мусором. Там я различил, скорее наощупь, чем зрительно, ноги и спину человека, присыпанного цементной пылью, явно мертвого. И рядом свой рюкзак. Я схватил странно потяжелевший рюкзак и тут же понял: я влип и мне не выпутаться.
И все потому, что я старый.
 

ОНЕЙРИЧЕСКИЕ МЕСТА

 
Бывает странное состояние: вспоминаешь сон, и, если тебе удается ухватить и удерживать летучее волокно тающей реальности, внезапно начинают проступать контуры и других снов, относящихся к той же вселенной. Их, этих параллельных вселенных, по моему ощущению, несколько. Например, к той же вселенной, что и сегодняшний, относится сон про внезапно обнаруженные мною в Бийске и разбросанные по всему АБ, Сахарному поселку и дальше до Мясухи руины прекрасных белокаменных строений религиозного назначения. Это архитектура начала прошлого века, уровня Щусева. Я бегаю, судорожно фотографирую и не понимаю, как раньше не замечал и не осознавал этого. Что-то было обстроено баней, что-то — 22-й школой, что-то просматривается на территории сахарного завода, приспособленное под производственные нужды. Помню, кто-то спрашивает: «Интересуетесь? А вы знаете, что на горе отрыли кремль, построенный еще псковитянами?»
 

БЕЗ БОТИНОК

 
В Тарту дождливый день, автобусы гоняют по мостовой огромные серые волны.
Как всегда в Эстонии, у меня ни цента, ни евро.
Я не сразу сообразил, где нахожусь, пока не услышал пение. Плотная группа женщин теснилась в кузове небольшого грузовичка под разноцветным тентом. Я постоял немного на помосте для зрителей. Давали благотворительную оперу или ораторию. Застегнутые на все пуговицы женщины, разных комплекций и возрастов, в шляпках, чепцах, причудливо завязанных платках. В руках ветви, снопы, цветы и плоды. На лицах странный сухой розово-зеленый грим. Сначала пели хором на латыни, потом шел дуэт по-эстонски, потом вступила высокая девушка на птичьем русском, смешно моргая и механически вертя головой:
теперь верь
теперь ширрь
теперь дверрь
в лицо швыррь.
В целом получалось талантливо.
Но я спешу в общежитие. Сегодня мне уезжать.
У меня заняты пакетами руки. Ноги вымокли до колен...
Как-то добрался.
Но, куради райск, стою без ботинок — разулся на остановке, чтобы беречь новую обувь, и там ее оставил...
Комната экологическая. Это значит, что пол земляной, везде изумрудный мох, из всех щелей растет трава, с потолка капает в лужу с ряской и какой-то живностью.
Я стою на стремянке перебираю свою одежду, вся испорчена: рваная, заляпанная, оплавленная.
Чем я тут занимался?
Сосед, простой парень с утиным носом, стоящий напротив по ту сторону шкафа на такой же стремянке, протягивает мне вязаную перчатку:
— Надень как носок, как-нибудь доедешь.
Еду на трехколесном детском велосипеде искать ботинки.
Еду под горку.
В лицо светят фары.

Об авторе: Вячеслав Попов родился в 1966 году в деревне Малые Коряки Смоленской области. Окончил школу в Бийске (Алтайский край). Посещал ЛИТО «Парус» при газете «Бийский рабочий». Учился в Новосибирском, а затем в Тартуском университете (диплом по поэтическому творчеству декабриста Г. С. Батенькова). С 1994 года занимался редакторской работой в книжных издательствах Киева и Санкт-Петербурга, с 2001 года — в «Коммерсанте». К началу 90-х опубликовал полтора десятка стихотворений в газетах «Ленинский путь» и «Бийский рабочий» (Бийск), «Вперед» и «Alma Mater» (Тарту), альманахе «Алтай» (Барнаул), журнале «Смена» (Москва) и «Митином журнале» (Ленинград). В дальнейшем, вплоть до 2018 года, попыток напечататься не предпринимал. До 2018 года практически не публиковался. В последние годы подборки стихотворений вышли в журналах «Знамя» (№4, 2018; №6, 2019; №2, 2023), «Новый журнал» (№304, 2021), «Пироскаф» (№1, 2023) и ряде сетевых изданий. В 2022 году стал лауреатом Малой премии «Московский счет» за лучшую поэтическую дебютную книгу 2021 года: «Там» (М.: ОГИ, 2021).