Ирина Чуднова. Двадцать четыре сезона и далее. Стихотворения

 

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ СЕЗОНА И ДАЛЕЕ 

Стихотворения

ТОНКАЯ ДИНАМИКА

I.

знаешь, у меня всё что у всех — целлюлит-седина-колит,

недовыплаканный смех, недолайканный общий вид,

лощины-морщины, цинична усмешка, крив рта уголок,

сеансы гламурных салонов туда же: невпрок-сырок,

сурок настигает, сурок бесконечный, суровый рок.

вот так постою с тобой по-над бережком-речкой-дугой,

половлю тени-блики, луч солнца над головой,

обернусь сентябрём-угрём, послежу катерки-курки,

погляжу, как мечут внахлёст сети-удочки рыбаки,

подышу тонким ветром осенним, послушаю их матерок

и пойду, пока пёрышко в небе пишет чей-то последний срок,

а потом голубиной почтой его адресату несут,

призывною повесткой-судьбой меж мозолей в ладони кладут.

придержал мои пальцы в сухой и горячей горсти —

и я слышу: у сердца металл просвистел — и уже не спасти!

помогай тебе господи-боже на долгом и пыльном пути,

и прости меня тоже, быть может сумеешь, прости!

я печаль твою кожей несу и суметь бы её донести:

не раздать, не разъять бы, на атомы не растрясти..

..сквозь трамвайный звонок, на восток — ах, позвольте, позвольте пройти!

II.

зацепиться случайно сердцем за крючок-ништячок рыболова,

смаковать макуху, макову росинку, снова-здорова,

подержать в ладонях кончики пальцев — побежалость-жалость:

да я оставлял, вот те крест, звал с собой, только ты не осталась!

нет, не осталась ты, и не сбылась, не сошлась как пасьянс, вслед не оглянулась,

покачалась с мыска на пятку, углами губ улыбнулась,

и пошла странной походкой витой, как по болотине птица,

по неметеной мостовой, по серым осенним лицам,

вдоль унылой жизни моей, в направленье земного рассвета,

я стоял на ветру, растягивал трамвайный звонок

на невыносимый литавр конца света, разрезал свою жизнь этим

звуком на раньше и позже, чтоб когда-нибудь, через добрую сотню лет-зим,

посреди ли монгольской степи, на площади в польше

повстречать тебя вновь, на рогатину сна напоровшись

чутким сердцем седым, не щадя ни желудочков и ни предсердий.

я сто раз уходил-годил, наглотался нездешних поветрий,

я калёным железом травил, в океане солёном топил бесконечную память свою,

изворотливый, злой, гибкий вервий.

пощади меня, тонкая кость, карий глаз, мой манок, мой силок-оселок,

моя дудочка крысолова!

..только леса натянуто-сладко дрожит,

и стальной крючок сердце рвёт снова, и снова, и снова…

НЕБО ЛЬ

А. Л.

Там, где солнце клонилось к западу, а все реки к востоку текли,

я гляделся в стоячее небо над городом, которое выше любви,

поднимался на цыпочки крыш сквозь гранёный вороний грай

в наше медное небо, что выше любви, под которым твой ветреный рай.

Глядя в южную сторону кладбища и на север, за пыльный вокзал,

грыз я ревности кислое яблоко и неверием веру низал

в ожерелье вечерних фонариков, в многоцветье ладей-площадей —

пусть прекрасной удавкой затянется вокруг мраморной шеи твоей,

пусть мигает тревожной морзянкой, не давая тебе продохнуть —

я желаю почуять, как жарко затрепещет мятежная грудь,

надышаться твоей непокорностью, кисло-сладкое пламя разжечь,

окунуться в лихую, притворную и обманчиво-нежную речь.

В лепет улиц, проспектов ворчание, в гулкий шёпот твоих тупиков,

но прислушайся — больше отчаяния — шорох-шелест влюблённых шагов.

Ты — моя-немоя, ты — неверная, ты — единственная… Гром-гроза

обернётся небесной стервою, чтоб удариться в пыльный вокзал,

завертеться на скользких перронах — спотыкаясь, бегут со всех ног! —

через площадь, меж клёнов зелёных: на восток, на восток, на восток,

и щекочут асфальт твоей кожи вдрызг истоптанным башмаком,

расцарапывают нерасхоженным остро-лаковым каблуком,

трут и давят автопротектором, траком гусениц: вот же! лови —

задохнись пряной сыростью-нежностью человечьей невечной любви.

Я безумен. Я пьян непомерной тёмной властью над плотью моей,

я брожу как чумной среди скверов, между улиц, дворов, площадей,

в переулках, в навеки заброшенных, вкрай исхоженных уголках —

чтоб тебя, моя злая, хорошая, среди тысяч людей отыскать.

Будь со мной — и синкопой нервной мендельсон в водосточной трубе

грянет с крыш — я останусь верным даже ветреной слишком тебе

навсегда. Может, муки пожарища нам судьба приготовит — приму —

твой гранит, твой костёл, твоё капище, твоё торжище, суд, и тюрьму.

Минут годы, иссякнут, раскатятся на жемчужины лёгких минут,

там, где солнце всё клонится к западу, реки так же к востоку текут.

В час, когда запираются двери, через сорок сорок-сороков

наконец я тебя перемеряю миллиардом надменных шагов.

Навсегда доверяюсь: печальная, в этот час за собой позови

в наше небо, что больше отчаяния, слаще лета и выше любви.

Двадцать четыре сезона: Личунь — Юйшуй

..до точки, до конца, до ручки догоревшим

«вчера»

бабаевская пахнет спичка,

среди хрущёвской кухни реинкарнируя

букетом васильков. И я

ожогом неловких пальцев осязаю

любовь и голод, боль, мороз и страх.

Гляди: на колкий голос ветра

выпрастывает ветви мэй —

давно весна,

весна по всем приметам —

сезон «установления весны» нас миновал,

в разгаре сезон «дождей и вод» —

сезон, когда

теплеет первозданное вино

в твоём бокале.

Пригуби — теплеет сердце.

Круговорот тепла.

Я — одиночество зимы, печаль, и нежность,

ворона (белое на белом) на снегу,

я — соль, я — сон, метель, нуга, конфета,

та самая — «а ну-ка, отними!»

Ты отними и дай, умножь слова и память

вынь из земли:

я — смех. Я — шифр. Я — ключ.

Бабаевская спичка —

последняя в руках у девочки из сказки.

Но пальцы ест огонь, а тело ест мороз..

Надежда и весна не пожирают.

Я отражаюсь в талых зеркалах

и битых стёклах.

Тобой.

Двадцать четыре сезона: Чуньфэнь (разделение весны)

I.

Осторожно! —

мокрая рухнула с крыши

строка..

..и пока

между мной и тобой

только пути и вокзал,

между мной и тобой,

только весна —

нарезай!

время

на

равные ломтики

день-ночь,

ночь-ночь,

день-день,

пока

между мной и тобой

сосна и берёза,

тополь и ель,

осина и вяз,

крыши, капель,

пока

человечий прибой

бьётся в утёсы метро,

растекаясь,

пенясь,

бурлясь

руслами улиц,

тащит тебя и меня

прокрустом маршрутов «там-здесь»

по чёрному снегу,

по белому снегу,

по жёлтому снегу,

по серому снегу-асфальту,

солёному снегу,

вдоль мокропада-оттепели-метели,

цветной лихорадкой по льду

сквозь центробежную жесть —

не забывай,

нарезай!

на

равные ломтики

март.

II.

..перед тем, как назначено опоздать

звуку,

стреноженному

живо-мёртвой

подвздошной петлёй

взлётного виража,

тому, кто весь месяц дышал

чёрным снегом и голым

голодным льдом,

выдыхая обрывки слова в ладонь,

полагается ещё одно

полнолуние между

сосной и ольхой

в странноприимном доме.

Чтобы потом —

утро,

Яндекса жёлтый мотор,

и медное солнце на кованном небе

больше не целит

в твой

левый висок.

Аэровсё. На восток.

Взлетела

моя железная птица —

грузно садится

в чёрно-оранжевый смог

за ночь-день-ночь до апреля.

ИЮНЬСКАЯ ЯЗЫЧЕСКАЯ ЗВОНКОПИСЬ

И. Илатовской

Тень обглодана неверным серым, точно молью шаль,

не дотлеть ей до рассвета — стает-сталь..

Быстротечны нашим летом сумерки, умрут — не жаль.

Быстролики, быстроноги тени — ветер злой

разметает их с порога бешеной метлой.

Тает, тает в вещей дымке силуэт моста —

Петропавловка Ордынке шлёт привет. Из ста

долетит едва ль конвертик: средь путей-дорог

электрические черти выметали стог

тепловозных искр, на рельсах стук-постук: «харам!» —

знойный Питер летом этим неподкупен нам,

недоступен, неприступен, как заморский храм.

Отстучи-ка телеграмму, отыщи слова,

приколи букет к «Сапсану», беглая Москва,

своенравная невеста о семи холмах —

веет, веет ветер-веер, кружит в головах

мысли пьяны, сны медвяны — белая сирень…

Бродит-бредит под звездами и стозвонными перстами

сторожит сварожий камень, пишет сумерек пергамент

золотыми мотыльками летней неги тень.

Об авторе: Ирина Чуднова – автор стихов и короткой прозы, переводчик, работает в китайском государственном издательстве Sinolingua. Родилась в Ростове-на-Дону. В 1993-м году уехала в Китай, окончила Китайский геологический университет (Ухань), после защиты переехала в Пекин, где и живёт по сей день. Публикуется в антологиях на русском, английском, китайском, португальском и польском языках в журналах и антологиях. Лауреат премии «12» 19 г, премии им Левитова-22, дипломант Волошинской премии 22 (Воймега), Хижицы 20 и 23, победитель в номинации Поэт Года китайской премии Боао, трижды победитель конкурса «Эмигранская лира», дипломант спец номинации «Антоновка 40+» Дальние берега (2020) и Поэзия со знаком + 19 и 20-21, финалист «Русской премии» 2024. Судья многочисленных конкурсов. Основатель сообщества переводчиков и авторов, любителей русской литературы в Китае «Вторая среда».